Юрий Нагибин - Так начиналась легенда
Юрий Нагибин - Так начиналась легенда краткое содержание
Так начиналась легенда читать онлайн бесплатно
Пасмурный ноябрьский денек. Ветер морщит воду разливанных луж, затопивших деревню Шахматово, что лежит посреди гжатской равнины. По окоему луж изгнивает палая листва. У крыльца избы-пятистенки застоявшаяся тройка переминается в жирной грязи. Позвякивают бубенчики на дуге коренника, хомутах и сбруе пристяжных. В их гривы и хвосты вплетены алые ленты. Кони запряжены в телегу, пышно набитую просяной соломой.
Распахнулась дверь из сеней — сваха и дружка вели невесту в фате и стареньком плюшевом пальтеце поверх белого венчального платья. Из-под юбки виднеются грубые мужицкие сапоги. У невесты терпеливое, приветливое, крепкое, в скулах, лицо, легкая, будто сострадательная улыбка.
Следом выходят немногочисленные родственники. Невесту подхватили под руки и трижды обвели вокруг возка. Чавкают по грязи сапоги. Дружка помог невесте забраться в телегу. Она истово перекрестилась на все четыре стороны.
— Родителев сюда! — зычно крикнул нарядный возница с перьями на шапке.
— Нету родителев! — отозвался дружка. — Сироту выдаем!..
Возница дернул волоки. Кони выхватили телегу из грязи и враз пошли ходко.
Венчание в деревенской церкви. Темные лики святых, свечи, ладанный дым. Перед алтарем — невеста и жених. Избранник шахматовской сироты — примерно одних с ней лет, поджар, смугловат, с темным озорным глазом.
Священник спрашивает, согласна ли раба Божья Анна взять в мужья раба Божьего Алексея и согласен ли Алексеи принять Анну…
…Повизгивая полозьями, размашисто бежали розвальни от Гжатска, зримого низкорослой окраиной и дымами труб, в равнинный снежный простор. Алексей Иванович Гагарин, «повзрослевший» на двенадцать лет, вез жену из родильного дома, твердой рукой укрощая резного меринка. Анна Тимофеевна прижимала к себе большой конверт с новорожденным.
Дома их с нетерпением ждали старшие дети: Валентин и Зоя.
— Вот Юрку вам привезли, сказала Анна Тимофеевна, опуская конверте младенцем на кровать.
— Юрка! — добродушно, во весь рот улыбается Валентин.
— Юрка! — вторит ему белобрысая Зоя.
Видимо, почуяв неладное, Анна Тимофеевна поспешно и ловко — третий ведь! — распеленала младенца Так и есть — мокро.
— Ну вот, поплыл по морю, корабельщик! — любовно сказал счастливый отец.
Младенец шевелит руками и ногами, каждым пальчиком поврозь, но, вместо того чтобы разораться, как положено каждому писуну, улыбается своим маленьким розовым ртом…
…Разливистой весной 1961 года, в двенадцатый от начала апреля день, Алексей Иванович, не ведая о том, что уже стало достоянием всего мира, с инструментом в продолговатом ящике за спиной и пилой в рогожной завертке на плече отправился из Гжатска в Клушино по своему плотницкому делу. В этом сильно постаревшем человеке мудрено высмотреть того молодого, смуглого парня с горячим темным глазом, каким мы видели его на свадьбе.
Сильно припадая на левую больную ногу, добрался он до переправы через Гжать и попросил дедушку-перевозчика доставить его на ту сторону.
— Только побыстрей, Петрович, запозднился я.
— Куда путь-то держишь?
— Да в Клушино. Подрядился новую чайную под крышу подвесть.
Гагарин сложил в лодку свой инструмент, забрался сам.
Оттолкнувшись веслом, старик погнал лодку против мелкой волны.
— Слышь, Юрка твой в каком чине-звании?
— До старшего лейтенанта уже допер! — значительно сказал Алексей Иванович. — Будь здоров!..
— Значит, не он, — решил перевозчик. — По радеву говорили: майор Гагарин на Луну полетел.
— Мало ли Гагариных летает, — философски заметил Алексей Иванович. — Может, когда и мой на Луну соберется… А тот, видать, отважный все ж таки парень!
Перевозчик согласно кивнул головой.
В Париже люди вырывают друг у друга свежие листы специального выпуска «Юманите».
В Берлине инвалид на протезе раздает прохожим непросохшие листовки с сообщением ТАСС.
Ликуют Лондон. Прага. София… Лагос… Мехико… Гавана.
Тысячи москвичей запрудили Красную площадь. Качают летчиков. Над толпой появляется плакат с портретом Гагарина.
Стелются над равниной темные дымы. Бомбардировки уже сделали свое дело: горят железнодорожные строения, склады, горят деревни, стога сена, рощи, перелески. Ползут по дорогам нестройные толпы беженцев из Белоруссии, со Смоленщины, движутся навстречу им части подкрепления…
Небогатое, но опрятное крестьянское жилье: русская печь в свежей побелке, поставец с выцветшими фотографиями в углу, рядом, — две-три похвальные грамоты, цветы на подоконниках, исхоженные, но стираные половики, широкая кровать с горой белейших подушек.
Анна Тимофеевна собирает сына в школу Она намазывает маслом ржаные толстые блины и заворачивает в газету. Кладет завтрак вместе с тетрадками, учебниками и пеналом в самодельный, обтянутый козелком ранец. Восьмилетний Юра, чистенько одетый, причесанный и наглаженный, с волнением следит за сборами.
— Ты все положила?
— Все, все, сынок, надевай свою амуницию.
От волнения Юра никак не может попасть и лямки ранца Анна Тимофеевна берет руку сына и просовывает в ременную петлю. Он нахлобучивает кепку и идет к двери.
— Не балуйся, сынок, слушайся учителей, — напутствует мать.
Юра быстро шагал по деревенской улице. Школа была расположена в другом конце деревни, за церковью и погостом. На церковной ограде, на стенах соседствующего с храмом сельсовета наклеены плакаты начала Великой Отечественной войны: «Родина-мать зовет!», «Будь героем!», «Смерть немецким оккупантам!», поблизости с десяток деревенских жителей под командой ветерана-инвалида занимались разучиванием ружейных приемов и шагистикой. Боевое оружие, не имевшееся в наличии, заменяли гладко обструганные палки.
— К но-ге!.. — кричал ветеран. — На пле-чо!.. Смир-но!.. Разучиваем парадный шаг!..
Юра Гагарин подошел к школьному крыльцу, украшенному еловыми ветками; сюда тоненькими струйками стекались со всех сторон деревенские ребятишки…
…Анна Тимофеевна из-под руки следила за сыном. Прихрамывая, подошел Алексей Иванович Гагарин. Его костистое лицо притемнилось.
— Не берут, чтоб им повылазило! — проговорил в сердцах. — Как сруб сгонять, так Гагарин, а как отечество защищать — пошел вон! Здоровьем я, вишь, им не угодил, чертям наповаженным!..
— Будет тебе, Алеша! — успокаивающе и печально сказала жена. — Никого не обойдет эта война проклятая.
— И то правда! — вздохнул Гагарин. — Люди сказывают, он к самой Вязьме вышел.
— Неужто на него управы нет?
— Будет управа в свой час.
— Когда же он настанет, этот час?
— Когда народ терпеть утомится…
Первый школьный день приближался к концу. Учительница Ксения Герасимовна предложила каждому новобранцу учебы прочесть свое любимое стихотворение. Сейчас, заикаясь и проглатывая слова, читала маленькая конопатая девочка:
…В каждом доме, в каждом чуме,
На полях, в фабричном шуме
Имя Ленина живет!..
И, вспыхнув всеми веснушками, девочка вернулась за парту.
— Молодец, Былинкина! — одобрила учительница. — Лупачев, теперь ты.
К столу учительницы шагнул толстый, молочный мальчик, похожий на мужичка с ноготок. Он аккуратно одернул свой серый пиджачок, прочистил горло и сказал, что любимого стихотворения у него нет.
— Ну так прочти какое хочешь, — улыбнулась учительница. — Пусть и нелюбимое.
Лупачев снова одернул пиджачок, откашлянул и сказал:
— А зачем мне нелюбимое запоминать? — И спокойно вернулся на свое место, ничуть не смущенный хихиканьем класса.
— Очень плохо, Лупачев, что ты не любишь стихов, — огорченно сказала Ксения Герасимовна. — Стихи делают красивее нашу жизнь… Гагарин!..
Она еще не договорила фамилии, а Юра выметнулся из-за парты и стремглав — к учительскому столу.
— Мое любимое стихотворение! — объявил он звонко, скользнув по классу загоревшимися глазами.
Он не заметил, что в окно за ним наблюдала мать, обеспокоенная долгим отсутствием сына, — первый школьный день действительно что-то затянулся.
Мой милый товарищ, мой летчик,
Хочу я с тобой поглядеть,
Как месяц по небу кочует,
Как по лесу бродит медведь.
Давно мне наскучило дома.
До этого места все шло прекрасно, на высшем вдохновении, но тут заело:
Давно мне наскучило дома…
Давно мне наскучило дома…
— Что ты как испорченный граммофон, — прервала его учительница. — Давай дальше.
— «Давно мне наскучило дома…» — сказал Юра затухающим голосом.
Класс громко рассмеялся. Юра поглядел возмущенно на товарищей, сердито — на учительницу, и тут пронзительно прозвенел звонок — вестник освобождения.