Театр. Том 2 - Пьер Корнель

Друг! Верить нам иль нет гордячке злоязычной?

Услышанному, царь, дивлюсь я безгранично.

О тайне, что твоя сестра открыла здесь,

Я не подозревал, как и никто поднесь,

И мне препятствуют тревога и смятенье

Прийти к какому бы то ни было решенью.

Не сохранить ли жизнь Помпею?

Нет, затем,

Что это гибелью грозило бы нам всем.

Ты Клеопатре враг. Она горда, прекрасна,

И Цезарю, коль впрямь ее он любит страстно,

В дар надо голову Помпея поднести,

Чтобы от происков сестры тебя спасти.

Не забывай: она умна неимоверно.

Что ум в сравнении с услугой столь безмерной!

А вдруг поддастся ей великий Цезарь все ж?

Тогда ты угождать и льстить сестре начнешь.

Но, не довольствуясь советами моими,

Узнай, что думают Ахилла и Септимий.

Пойдем и с башни, друг, на их посмотрим труд

И все решим, когда они назад придут.

Да, я его люблю и пламенно и страстно,

Но ослепить мой дух любовь моя не властна,

И побежденному заплатит он сполна,

Как победителем я ни увлечена.

Та, кем любим такой, как он, герой и гений,

Обязана во всем быть выше подозрений,

И перестала бы себя я уважать,

Пытаясь низостью приязнь его стяжать.

Как! Любишь Цезаря ты всей душой своею

И хочешь, чтобы встал Египет за Помпея,

Направил беглеца опять на путь побед

И тем последствия Фарсала свел на нет?

Не много же любви ты придаешь значенья!

Цари себя смирять умеют от рожденья:

Сознанием того они наделены,

Что долг предпочитать всегда страстям должны.

У них в крови — на все идти во имя славы.

Пока они себе верны, цветет держава,

А там, где начал вдруг народ роптать на них,

Лишь на советниках вина лежит дурных.

Вот почему теперь Помпея ждет кончина.

Ему бы Птолемей помог, не будь Потина.

Он, веря подлецу, на подлость сам пошел;

А верил бы себе — как царь себя бы вел.

Ты любишь Цезаря и все же враг его ты?

Достойное его и чуждое расчета

Питаю чувство я.

Взаимна ль ваша страсть?

Надеюсь.

Но могла ты и в ошибку впасть.

Знай, не откроется в любви неразделенной

Особа, чье чело украшено короной:

Хранить молчание велят ей сан и честь,

Коль во взаимности хоть тень сомненья есть.

Еще когда пришлось нам в Риме находиться,

Я в чувствах Цезаря успела убедиться,

И каждый день с тех пор он, даже на войне,

Посланья пылкие шлет с вестниками мне.

Повсюду, где врагов он к бегству принуждает,

Успех его ведет, любовь сопровождает;

Смиряя Галлию, Испанию и Рим,

Венок лавровый он кладет к ногам моим

И тою же рукой, которая вздымала

Клинок, дымящийся от крови, в день Фарсала,

За стилос ^{21} жалобный хватается с тоской

И пишет мне, что он навеки пленник мой.

Да, не забыл и в день победы он о милой,

И коль усердия не меньше в нем, чем пыла,

Или, верней, коль шторм не остановит флот,

В Египет нынче же мой Цезарь приплывет.

Увидеться затем ему со мною надо,

Чтоб обрести во мне за ратный труд награду.

Мне сердце предложить и руку хочет он,

Чье мановение для всех владык закон,

И коль я откажу ему в желанье этом,

Несчастен станет тот, кто правит целым светом.

Не злоупотребишь, как смею думать я,

Ты властью, что дает тебе краса твоя:

Коль счастье Цезаря зависит от тебя лишь,

Отказом ты его вовек не опечалишь.

Но что хорошего сближенье с ним сулит,

Когда в супружестве уже он состоит

И уважать жену в Кальпурнии обязан,

Коль скоро узами святыми с нею связан?

Теперь не то, что встарь: к разводам Рим привык.

От всех препятствий нас избавит это вмиг:

Ведь Цезарь опытен в делах такого рода —

В дом и Кальпурнию он ввел путем развода ^{22}.

А вдруг с тобою он расстанется, как с ней?

Быть может, счастье мне отмерено щедрей;

Быть может, красотой и верностью своею

Надежней удержать я Цезаря сумею.

Но пусть судьба сама решает, что и как.

Коль брак возможен с ним, вступлю я в этот брак

И буду прославлять удел свой несравненный,

Хоть день пробыв женой властителя вселенной.

Чем честолюбие ни почитал бы свет,

Достоинство оно иль корень многих бед,

Я с детства не чужда ему, единой страсти,

Приличествующей тем, кто рожден для власти,

Но я хочу, чтоб нас оно вело путем,

На коем мы не стыд, но славу обретем,

И с отвращеньем им пренебрегу, коль скоро

Велит оно за трон платить ценой позора.

Не удивляйся же, что я свой долг блюду

И за Помпея спор в душе с судьбой веду.

Не