Аркадий Аверченко - Записки театральной крысы [старая орфография]
Аркадий Аверченко - Записки театральной крысы [старая орфография] краткое содержание
Записки театральной крысы [старая орфография] читать онлайн бесплатно
— «Дѣйствительно, открылъ Америку», — подумаетъ кто-нибудь, пожавъ плечами.
Нечего пожимать плечами. Большинство читателей въ Народномъ Домѣ ни разу не было, и я, какъ новый Колумбъ, уподобивъ читателей — испанцамъ — предлагаю имъ новую только что открытую мною, страну — Народный Домъ.
Всякій испанецъ поблагодаритъ меня, если ему взбредетъ въ голову, на основаніи этихъ строкъ, потолкаться по обширной территоріи Народнаго Дома.
Крысаковъ, по крайней мѣрѣ, пришелъ въ восторгъ.
— Какой просторъ! Какія милыя славныя лица… Вотъ онъ настоящій русскій народъ. И какое искреннее веселье!
Туть же онъ заговорилъ съ однимъ парнемъ, восхищенно глазѣвшимъ на измазанныхъ мѣломъ клоуновъ.
— Энто, стало быть, скоморошество вдругорядь причинно и изничтоженію кручинушки, котора, какъ змѣя злоехидная, сосетъ-томитъ молодецкую грудь… Взираешь на таку посмѣху, да и только тряхнешь кудрями.
Дѣйствительно, у парня на лицѣ выразилось сильнѣйшее желаніе тряхнуть кудрями — только не своими, а Крысаковскими.
— Ты чего ко мнѣ привязался, — сказалъ парень очень угрюмо, — я-жъ тебя не трогаю.
— Ничего, ничего, не обижайся, — примирительно сказалъ Мифасовъ, покрутивъ за спиной Крысакова пальцемъ около лба. — Не бойся, милый; онъ добрый.
— Вотъ смотри, что значитъ наметавшійся глазъ, — шепнулъ мнѣ Крысаковъ. — Стоило только поговорить мнѣ съ нимъ двѣ минуты, какъ я уже знаю, кто онъ такой… Онъ полотеръ!
— Вы полотеръ? — спросилъ Мифасовъ парня.
— Нѣтъ, — общительно сказалъ парень. — Я газетчикъ. Газетами торгую.
— Но, можетъ быть, вы газетами торгуете просто такъ… изрѣдка, для удовольствія? — съ нѣкоторой надеждой спросилъ Крысаковъ.
— Кой чортъ для удовольствія! Съ восьми утра до восьми вечера не очень-то постоишь для удовольствія.
— Ага! Но вы, вѣоятно, все-таки изрѣдка натираете полы? Такъ, знаете, просто, для практики.
— Да чего-жъ ихъ тереть-то? — удивился парень.
— Ну, просто такъ… У себя въ квартирѣ, а? Паркетъ, а? Знаете, такой… квадратики.
Парень съ сожалѣніемъ поглядѣлъ на Крысакова, сочувственно кивнулъ намъ головой и отошелъ.
* * *Ни въ какомъ Луна-Паркѣ не встрѣтишь такого веселья на «чертовомъ колесѣ», какъ въ Народномъ Домѣ.
Я видѣлъ катающихся въ Луна-Паркѣ: мрачно, страдальчески сдвинутыя брови, отчаянныя лица людей, которые рѣшили путемъ катанья на колесѣ порвать нить надоѣвшей жизни, стоны и охи, когда колесо разбросаетъ въ разныя стороны всю эту кучу скучающего человѣческаго мяса.
Не то въ Народномъ Домѣ. Прежде всего, здѣсь на «чертовомъ колесѣ» катаются титаны, выкованные изъ желѣза. Не успѣетъ колесо остановиться, какъ на него со всѣхъ сторонъ, подобно лавинѣ обрушиваются чековѣческія тѣла; со всего размаха, съ трескомъ и хрустомъ костей бросается веселящійся русскій народъ на деревянное колесо. Въ одну минуту образуется живая гора изъ перепутавшихся рукъ; ногъ, головъ…
— Вжжж!.. — вертится колесо — и вся эта живая гора, какъ щепки со страшнымъ стукомъ, громомъ и грохотомъ разбрасывается въ разныя стороны.
— Крѣпко нынче стали людей дѣлать, — задумчиво сказалъ Мифасовъ, глядя на мальчишку, который, сдѣлавъ двухаршинный прыжокъ и, шлепнувшись животомъ о деревянный полъ, вдругъ завертѣлся вмѣстѣ съ колесомъ, вылетѣлъ на барьеръ, ударился объ него головой и дико захохотал, не обращая вниманія на то, что какой-то рыжій мужикъ топчетъ каблучищемъ сапога его грязную рученку.
Весело, чортъ возьми. И никто ни на кого не обижается.
Наконецъ-то бѣдный, безправный русскій народъ достигъ идеала своей національной игры: мала куча — крыши нѣту.
На особой эстрадѣ — танцы. Здѣсь, въ Народномъ Домѣ — танцы — священнодѣйствіе. У всѣхъ серьезныя, углубленныя и какъ-то внутренно просвѣтленныя лица.
Кухарки отплясываютъ съ благоговѣйнымъ выраженіемъ огрубѣвшаго у плиты лица. Модистки танцуютъ съ опредѣленнымъ убѣжденіемъ, что это не шутки, не игрушки, и что громкій голосъ или смѣхъ — звучалъ бы въ данномъ случаѣ кощунственно.
Мы долго не сводили глазъ съ военнаго писаря, который думалъ, что онъ Нижинскій, — и танцовалъ такъ, будто бы весь свѣтскій, административный и дипломатическій міръ Парижа собрался полюбоваться на него. Мы видѣли писаря, разочарованнаго аристократа, который танцовалъ, еле-еле шевеля ногами, и которому все надоѣло: и этотъ блескъ, шумъ и, вообще, вся эта утомительная свѣтская жизнь. Мы видѣли какого-то восторженнаго человѣка, съ глазами, поднятыми молитвенно къ небу.
Онъ прикасался къ дамѣ кончиками пальцевъ, нѣжно переставлялъ искривленные портняжной работой ноги, а взоръ его купался въ высотѣ, и онъ видѣлъ тамъ ангеловъ.
Мы видѣли высокаго нескладнаго молодого человѣка со множествомъ веснушекъ, но за то безъ всякихъ бровей и рѣсницъ; этотъ молодой человѣкъ работалъ ногами такъ, какъ не можетъ работать поденщикъ; это усердіе свойственно только сдѣльнымъ рабочимъ. Про него Крысаковъ сказалъ:
— Вотъ типичный клеркъ маленькой банкирской конторы.
Впрочемъ, черезъ пять минутъ «клеркъ» сказалъ своей дамѣ:
— Вотъ какъ за цѣлый-то день молоткомъ намахаешься — такъ на вашу тяжесть мнѣ наплевать.
— Видишь, — сказалъ Мифасовъ Крысакову. — Это молотобоецъ, а ты говоришь — клеркъ.
— Ну, это еще вопросъ, — нахально пожалъ плечами Крысаковъ. — Можетъ быть, онъ въ банкирской конторѣ вбивалъ молоткомъ какіе нибудь гвозди для плакатовъ и діаграммъ биржевыхъ сдѣлокъ.
Уходя, мы насолили Крысакову въ отплату за его развязность — какъ могли. Именно, пробираясь сквозь толпу впереди Крысакова, Мифасовъ говорилъ вполголоса:
— Пожалуйста, господа, дайте дорогу. Сзади меня опасный сумасшедшій, не надо его злить. Онъ только что выписался изъ больницы, и снова ему плохо. Осторожнѣй, господа!..
Когда мы вышли на улицу, Крысаковъ сказалъ:
— Замѣтили, какъ весь народъ смотрѣлъ на меня? Они чувствовали во мнѣ «своего» человѣка, знающаго ихъ бытъ, привычки, языкъ и весь, вообще, укладъ.
ЧЕМПІОНАТЪ БОРЬБЫ
(Очеркъ)
У устроителей чемпіоната есть только одна цѣль, одна мысль — какъ можно больше растянуть время, назначенное для борьбы: каждый день часа на два. Если-бы устроители объ этомъ не заботились, то всѣ пары переборолись бы въ одинъ вечеръ.
Мы знали одного очень симпатичнаго, но слабаго, хилаго атлета, видъ котораго возбуждалъ всеобщую жалость и сочувствіе. Его впалая грудь, худые бока и изможденное лицо наводили многихъ на христіанскую мысль — опредѣлить его въ санаторію, но какъ-то тутъ случилось, что опредѣлился онъ въ чемпіонатъ борьбы.
На второй же вечеръ этотъ честный, простодушный человѣкъ подошелъ къ организатору борьбы и предложилъ ему слѣдующее:
— Я знаю, вы распорядились, чтобы мой противникъ положилъ меня только послѣ двѣнадцатой минуты… Зачѣмъ это? Зачѣмъ тратить напрасно время, которое послано намъ Всевышнимъ, которое такъ дорого, и которое мы должны употреблять съ большей пользой. Сдѣлаемъ такъ: выйдемъ на арену, я пожму противнику руку и лягу самъ на обѣ лопатки. Пусть судьи признаютъ меня побѣжденнымъ.
И что же сдѣлалъ организаторъ борьбы? Послушался здраваго совѣта? Нѣтъ, онъ напалъ на хилаго атлета, раскричался, заявилъ, что онъ не хочетъ зря платить деньги разнымъ дармоѣдамъ и тутъ-же отдалъ распоряженіе противнику хилаго борца — положить его только на девятнадцатой минутѣ.
Хилый атлетъ сталъ бороться, и нѣсколько разъ во время борьбы хотѣлъ потихоньку лечь на обѣ лопатки…
Но противникъ ему попался опытный: онъ зорко слѣдилъ за движеніями хилаго, и едва тотъ касался лопатками ковра, противникъ закладывалъ какой нибудь нельсонъ и спасалъ несчастнаго, переворачивая его на животъ.
Положенъ былъ хилый на девятнадцатой минутѣ страннымъ пріемомъ: онъ просто зацѣпился нечаянно одной ногой за другую и упалъ на спину.
Побѣдителю публика устроила овацію. И было за что: за кулисами онъ признавался, что никогда не приходилось ему вести болѣе трудной борьбы — каждую секунду нужно было зорко слѣдить, чтобы противникъ не легъ на коверъ изъ простого ехидства и лѣни.
Вотъ какимъ образомъ устроители чемпіоната растягиваютъ борьбу вмѣсто одного вечера на цѣлый сезонъ.
Растягиваніе времени замѣчается даже въ мелочахъ: парадъ борцовъ, представленіе ихъ публикѣ и демонстрированіе запрещенныхъ пріемовъ.
Стоитъ только выйти атлетамъ, какъ арбитръ начинаетъ топтаться на мѣстѣ, мямлить и тянуть слова.
Говоритъ долго-долго.
Затѣмъ знакомитъ борцовъ съ публикой, ухитряясь даже дать нѣкоторымъ подробныя характеристики…
— Эгебергъ! Побѣдитель знаменитаго Арвидъ Андерсона, одинъ изъ лучшихъ техниковъ…
— Лурихъ! Чемпіонъ міра. Пользуется отличнымъ успѣхомъ у женщинъ. Имѣетъ тридцать паръ трико, не считая букетовъ! Лурихъ… Не кривляйся.